Мы носим кожу мертвых зверей
Укутываем наши головы в смоги
Делаем кресла из щитов и мечей
И моем в грязи грустно ноги.
Потом вопрошаем - Ну мне- то за что?
И снова ныряем в инет от тревоги.

Мы пьем из пластмассы
И мертвой водой
Поим мертвые всходы.
Мы слабы, циничны и так далеки
от истины и друг от друга.

Я прилечу к тебе ветром, с далекой страны,
Буду долго лететь над домами,
И летая играю на струнах травы.
Я устрою погоню за стаями птиц,
прогоняя их в теплые страны.
А тебе захвачу с моей теплой страны
пару тучек, пригнав их отарой.

Забуду, забывшись я в хвойных лесах,
На миг о Тебе и Вселенной,
Потом встрепенусь, закружусь и опять
Я мчусь над домами кометой.
Пролетая поля, и моря и леса,
Пролетая над тысячей лестниц,
Буду именем твоим шелестеть в проводах
И опять ускоряется время, это всё быстротечность.

Я забуду о всём и о всех, навсегда,
Ведь теперь буду ветром навечно,
И всегда буду рядом над землей, в небесах
Ожидая тебя бесконечность.
А зимой в пляске с вьюгой кружась по домам,
тебе снова пишу я на стёклах
Как шумит твоим именем весь океан
и в душе зарождается вечность…

Мы ходим по морской воде,
И с неба льются океаны,
Мы позабыли о луне,
Что скрылась вновь за облаками.
Мы лишь сильнее поднимая воротник,
мечтаем о минутном счастье,
и проклинаем всех богов,
за это неуместное ненастье…

Дороги, дороги, так много дорог!
Дороги спасут от тревоги,
так сильно, как ты не смог.
Не смог, не сумел - и не должен!
Мне нужно учиться стоять,
Стоять и не падать в раздолье,
Когда сил нет ни дать, ни взять
И хочется лишь уйти в подполье!
Но там несвободно и плесень,
Оттуда я начинаю бежать,
Бежать в одиночку больно,
Но нужно и к этому привыкать.
Мне нужно привыкнуть к свободе,
К такой, как вещал Шаман,
Такую, которую так сложно нести
И так легко потерять.
Свобода сложнее неволи,
Свободой не нужно играть,
Её нужно лишь позволить
И смочь это всё принять.
Принять, то, что сердце в неволе,
Никак не сможет летать)
А выйти в свободу так страшно,
Что хочется снова привычно,
Взять, да под пол убежать!
Но зов всё сильнее, всё крепнет
и боль от него не унять,
И нужно, всего-то немного,
Как дерево встать,
И стоять!)

Я так хочу понять все смыслы,
А их без жизни не понять,
Слепой пророк своей отчизны,
Бредёт по свету, ища мать
И нутрь разрывает крышу,
Что хочет выхода опять?
Зачем с тобой мы повстречались,
Коль эту боль нам не унять?
И снова спицы завертелись,
Где страх, где боль - там мой очаг,
Но почему мы повстречались,
Я уж не в силах осознать.
И я бреду, в потоке ночи,
В сей тьме, где есть один ответ,
Ты будешь сильным, если хочешь,
И эту силу не отнять.
Осталось только провидением,
Сомненья смуту разогнать,
И будет всё в одно мгновенье,
И я, и ты, и наша мать…

Для тех, кто ищет Путь
Он говорящий.
Для знающих
Та истина слепа.
Услышав глас
Душе вторящий,
Спроси ответа небеса…
Услышав сердца звук
Земле вторящий,
В душе пробудится весна
Она пробудится от сна.

Я веду себя вперёд,
остальное все не нужно
Свет, огонь, любовь, прадед,
помоги мне, если нужно!)
Мир, ты смотришь на меня
и порой без сожаления.
Я ж жалею, что нельзя,
быть с тобой без промедления.
Звенья цепкие цепи,
зацепились словно крюки,
Ну а мы с тобой в любви
Крепко держимся за руки…

Добавлю воды воде,
размочив сухие веки.
Спят веками человеки,
а не все равно лишь мне?
И во сне толкаю вехи,
створки, двери, люки,
глюки…
какие-то системные глюки во мне
и как понять это во сне?
И как проснуться,
осознать, куда бежать?
Или остаться и …

просто

молча

наблюдать?
а просто нужно не сдаваться
и просто делать, а не ждать

На берегу огромного водоема ( кажется это было море), стоял большой-пребольшой и высокий-превысокий столб. На этом столбе, на самой его вершине размещалось огромное гнездо и над этим гнездом резвились аисты. Их было много, даже не верилось, что так много их может поместиться в одном гнезде. А может они слетелись на какой-то важный совет? Впрочем это было не важно. Я шла по берегу этого моря, когда увидела это гнездо. Когда я подошла поближе, один из них слетел на землю и стал человеком. Этот человек был мне знаком, более того, это был родной мне человек. Я бросилась в его обьятья, он крепко-прекрепко обнял меня и начал мне что-то говорить. Слов было не разобрать, но я чувствовала, что мне нужно что-то сделать, что-то сложное и глобальное, чтобы я тоже превратилась в аиста и смогла взлететь с ним в гнездо и полететь по жизни. Но что это было, что я должна была сделать, я не знала. Я улавливала, что ответ на этот вопрос лежит где-то на поверхности, что я знаю, что это… как тогда, когда хочешь что-то резко сказать и слово, ты знаешь что это, но оно прячется где-то в глубинах твоего сознания и стоит чуть-чуть поднапрячься и оно само выпрыгнет в твоей голове. Но как я ни старалась уловить, но все никак не приходило понимание того, что же нужно сделать, чего же ждал от меня этот человек. И от этого, от этой безысходности, на душе становилось грустно-грустно и складывалось впечатление, что эти объятия последние. (16.02.2008)

Мне нужно выйти, спору нет,
но кто ж подскажет, что за дверью,
и где сам выход, сил уж нет
гвоздем копать свой выход из вселенной.
Я так хочу уже войти,
и в этот мир, и в жизнь, и в вечность
и ощутить всю красоту, соль на губах
и ветер в мыслях,
но тяготеет на груди
весь груз надежд, вся тризна жизны,
и сбросить нет совсем уж сил,
О милый мир, подай мне руку!

И со дна его видела волны,
уносящие вечный покой,
и лишь чайки печаль приносили,
забирая все мысли с собой.
А она лишь лежала, взирая,
в сердце космоса, в небо, другой
тихо в сердце любовь замирала,
порождая в замену лишь боль.

Никуда уходить не хотела,
"Сколько, небо ответь, молчать мне?"
И колодец, в себя всю вбирая,
и её, и страданья, и боль,
обещал упокоить собой:
«Упокойся, смирись и замри,
и забудь обо всем и о жизни,
нам и здесь ведь неплохо с тобой.,
да и что от неё, только смыслы».

И в него она спрятала сердце,
убежав от потех и людей,
и от горя, что жить не хотело,
разьедала ей душу лишь мысль,
"Что сама! Что не сможет! Что сдастся!
Что застрянет навеки в мирах!
НО ведь он никогда не вернётся,
так зачем же мне жить?! Только в снах!"

Он был фиолетовый, косматый, с бородавками и сначала она по-привычке делала вид, что не видит его, не замечает. "Да и вовсе я не боюсь!" - говорила она и съеживалась. А страх становился всё больше и больше. Он стал такой огромный, что уже даже не смог помещаться в сердце девочки и выполз наружу, а она всё храбрилась и пищала тоненьким голоском: "А я не боюсь! А мне не страшно! И не обидно, и не досадно!" И от каждой этой фразы, от каждого слова и мысли такой, он раздувался и раздувался. Вот стал уже почти в размер комнаты, где-то в углу затрещал шкаф, который чудище придавило своим пупырчатым задом, дышать становилось все сложнее, голова затуманивалась, но вдруг девочке вспомнились слова мамы, сказанные ей когда-то: "Самая храбрая вещь на свете, это признаться, что тебе страшно или обидно и сказать это!" Девочка посмотрела на чудище (оно уже начало придавливать её к стенке своими перепончатыми лапами), выдохнула и прошептала: "Мне страшно". Оно резко отдёрнулось и перестало расти, взглянуло удивленно своими маленькими черными глазками на девочку. Она посмотрела в эти чёрные глазки-пуговки, поежилась и сказала погромче: "Мне страшно!", - чудище еще чуть ужалось - "И обидно", добавила девочка. Теперь оно сочувственно зыркнуло на девочку. "И больно" - чудище грустно всхлипнуло. И тут девочка увидела, что чудище, хоть и мерзкое, но не такое уже и страшное и она снова оживилась! Ну точно, это же её собственный страх! "Ты мой страх и я тебя не боюсь!" - крикнула она прямо в его щетинистую морду. Чудище еще раз вздрогнуло, вздохнуло, и вдруг произошло что-то совсем волшебное, какая-то чудесная метаморфоза и в один миг оно превратилось в бабочку. Девочка поднесла её к глазам и увидела, что это вовсе и не бабочка, а крылышки. Ведь побежденный страх становится верой, а вера превращается в крылья. Только девочка не знала всего этого, она просто радовалась своей победе и переливалась смехом, звенящим от счастья: "Теперь у меня есть крылья и я смогу полететь высоко-высоко, к звездам и своим мечтам!")"

Как жить, когда сами себя не зная,
Бредем потеряны во тьме,
И лишь наощуп созерцая,
Где я, где ты, не видно мне.
И только ветер в щелях свищет,
Всё выдувая наглушняк,
Мои следы он заметает,
И был ли я, тут только знак?
Зачем так сложно нам живется,
так непонятно на земле?
Не это ль кармою зовётся,
И что с ней делать, ответь мне?
К судьбе, к тебе, к себе взываю, ищу ответ,
Ответа нет, ориентир мы потеряли,
а он внутри -
наш тонкий свет)

Тоска, как сука, искусала, меня внутри,
как короед повыгрызала,
всю сердцевину изнутри.
И ты глядишь, не понимая,
в такие мертвые зрачки,
Заткнись! Тебе я вслед орала,
Ты боль чужая, уходи!